Category: Interviews
Inoi Marks: vozvrashchenie k istokam
Веса Ойттинен и Андрей Майданский: В ваших последних исследованиях о Марксе заметно стремление учесть новую исследовательскую ситуацию, сложившуюся после публикации MEGA². Вы и в самом деле считаете, что эти новоявленные, неизвестные прежде материалы способны глубоко изменить наше восприятие Маркса и марксизма?
Марчелло Мусто: Много лет я проработал с томами MEGA², уделяя большое внимание филологическим открытиям, имеющим отношение к работам Маркса—как уже известным, но некорректно изданным, так и ранее неопубликованным, таким, как черновики «Капитала» или Марксовы тетради конспектов, которые увидели свет совсем недавно. Эти материалы, в частности, обнаружили тысячи редакторских вмешательств Энгельса в Марксов magnum opus и доказывают, что второй и третий тома «Капитала» были во многом предварительными набросками. Мой личный опыт—маленький пример того воздействия, которое MEGA² смогло оказать на ученых: стажировка в Берлин-Бранденбургской Академии наук (штаб-квартира MEGA²) и исследования в амстердамском Международном институте социальной истории (здесь хранятся две трети рукописей Маркса; еще треть находится в Российском государственном архиве социально-политической истории), которые я проводил, еще когда был докторантом, значительно обогатили и во многих случаях изменили мое понимание Маркса. Однако мне не доводилось пережить, что называется, «драмы открытия» нового Маркса. С конца 60-х гг. (ведя отсчет с момента появления в 1968 г. знаменитой статьи Мартина Николауса в «New Left Review», ставшей прелюдией к первому английскому переводу «Grundrisse» [1]) многие авторы постоянно говорили о «неизвестном Марксе». В последние годы вышло две книги с таким заглавием: одна написана видным испано-американским исследователем Энрике Дюсселем [2], другая—японцем Такахиша Оиши [3]. Я никогда не соглашался с теми, кто придает столь большое значение новейшим публикациям текстов Маркса; после «Grundrisse», полагаю, не было рукописей, способных изменить наше восприятие настолько, чтобы зашла речь о «неизвестном Марксе». Как бы там ни было, новые рукописи, опубликованные в MEGA², дают возможность реконструировать важные фазы мысли Маркса, мало кем до сих пор исследованные. Взять, к примеру, его критику политической экономии: огромное большинство ученых учитывали лишь отдельные периоды в развитии Маркса, зачастую перескакивая от «Экономическо-философских рукописей 1844 года» прямиком к «Grundrisse» (1857–1858), а далее—к первому тому «Капитала» (1867), в лучшем случае принимая еще во внимание «Нищету философии» (1847). Сегодня благодаря MEGA² положение дел изменилось, по крайней мере для серьезных исследователей Маркса. Используя новые материалы, мы можем реконструировать все стадии Марксовой критики политической экономии, а значит, и проследить формирование мысли Маркса более обстоятельно и без идеологических помех, которые имели место в прошлом. Пожалуй, суммируя все возможности, открытые MEGA², я бы сказал, что это издание дает нам научную основу для прочтения «иного Маркса». Я имею в виду образ, хотя и отнюдь не чуждый политике и классовой борьбе, однако весьма далекий от того классика, чьи цитаты использовались как библейские вирши (bible-like verses) в Советском Союзе и странах «реального социализма».
Какие идеи Маркса, по Вашему мнению, были превратно истолкованы либо вообще не поняты большинством марксистов? Например, в предисловии к сборнику «По следам призрака» [4] вы критикуете Плеханова за то, что он считал марксизм целым мировоззрением [5].
Подобно многим другим марксистам после него Плеханов повинен в создании окостенелой, негибкой концепции общества и истории. А его идеи оказали большое влияние на русских революционеров, и не только на русских благодаря его международной известности в то время. На мой взгляд, эта концепция, основанная на упрощенном монизме, для которого экономические изменения являются решающими при любых трансформациях общества, имеет весьма мало общего с собственным учением Маркса. Она гораздо больше связана с культурным климатом эпохи, когда большую роль играли позитивизм и детерминизм. В подготовительных рукописях к третьему тому «Капитала» Маркс писал, что он пытался представить «организацию капиталистического способа производства в его идеальном среднем (ideal average)» и потому в его наиболее полной и всеобщей форме. Так что я не утверждаю, будто Маркс не стремился обрести целое мировоззрение или не хотел мыслить систематически, если угодно так выразиться. Я лишь пытался доказать, что его обобщение было совсем иным, чем у Плеханова и позже, не говоря уже об отцах того чуждого переменам монизма, который именовался «диаматом». Перечень превратно истолкованных или же непонятых последователями и охранителями идей Маркса очень долог. За недостатком места отмечу лишь одну тему. В последнем счете важнее всего для меня то, что случилось с социализмом в XX столетии: представление, будто в коммунистическом обществе нет места индивидуальности; что посткапиталистическая ассоциация трудящихся мыслилась Марксом как противное свободе (liberticidal) общество, режим угнетения без гражданских прав и политических гарантий. Это величайший парадокс, который только мог случиться с Марксом, скандал для тех, кто знает его труды. Я читал многих философов и классиков политической мысли и встречал лишь немногих, кто был столь поглощен—так подчеркнуто озабочен!—интересами свободного развития индивидуальности всех людей, не только привилегированных классов. И я убежден, что этот пункт является основополагающим для политических партий и общественных движений, находящих источник вдохновения в Марксе.
Вы не раз отмечали, что для теоретического наследия Маркса характерны неполнота и фрагментарность, цитируя любимый девиз Маркса: «De omnibus dubitandum» [6]. Важно помнить об этом, предохраняя наследие Маркса от догматических толкований, но не стоит ли нам опасаться, пытаясь избегнуть Сциллы догматизма, столкнуться с Харибдой релятивизма?
Да, согласен. Тут есть известный риск и опасность ошибки, особенно в век, когда релятивистские и постмодернистские подходы так широко распространены и влиятельны (и дело, конечно, не только в их преобладании в последние два десятилетия). Нам следует помнить про обе части уравнения, не забывая о том, что Маркс хотел закончить свой гераклов труд. Неполнота и фрагментарность его произведений обусловлены обширностью предмета; потребовались многие годы исследований для его серьезного критического осмысления. И мы не должны повторять ошибку многих марксистов, которые в последние десятилетия рассматривали «Экономическо-философские рукописи 1844 года» как книгу (а в глазах некоторых эта книга даже более важна и полезна, чем первый том «Капитала»!), а второй и третий тома «Капитала»—как последнее слово Маркса о тех предметах, что исследовались им в этих рукописях. С другой стороны, я считаю абсолютно необходимым критиковать догматический марксизм, и делать это решительно. Это было — и во многом еще остается—одной из наиболее очевидных задач нового поколения ученых и политических активистов, которые верят, что Маркс и сегодня может оказать немалую помощь в понимании и изменении мира. Как возможно сегодня актуализовать Марксову критику капитализма—на реальной почве, не в миноритарных и маргинальных кругах и не в виде благих пожеланий—для левых политических партий и общественных движений, которые все еще видят в Марксе необходимый источник критики и борьбы против капитализма, если мы не расчистим его основы от прежней марксистско-ленинской догматики? Как могут левые вернуться к разговору с рабочими и молодежью, если мы не сумеем объяснить им, сколь мало общего у нас (и еще меньше у Маркса) с теми обществами, что были построены во имя социализма во второй половине XX столетия?
При этом, разумеется, нельзя впадать в новую апологетику Маркса, веруя, что работы, написанные полтора столетия тому назад, содержат точное описание сегодняшнего мира, или отрицая наличие в них противоречий и ошибок.
Я пытаюсь работать в таком духе с новым сборником, который я редактирую и собираюсь вскоре опубликовать: «Возрождение Маркса. Очерки критики современного общества» [7]. В этом томе ряд авторитетных ученых из разных стран—таких, как Иммануил Валлерстайн, Мойше Постоне, Эллен Мейксинс Вуд и многие другие,—рассуждают, заново перечитывая Маркса, насколько уместны его идеи сегодня и чем они полезны для критического уразумения мира. Это научная книга, но написанная специально для левых—противников капитализма, переживающих трудные времена.
Как вы оцениваете радикально новые подходы к теоретическому наследию Маркса? Например, Антонио Негри и Майкл Хардт в своей книге «Империя» попытались переосмыслить Маркса, опираясь на понятия «живого труда» (которое сливается у них с как бы спинозистской идеей «множества») и «всеобщего интеллекта» (выражение из «Grundrisse»). Не выходит ли такое развитие уже за пределы того, что можно назвать марксизмом?
Не вдаваясь глубоко в критику книги Негри и Хардта с ее теоретической смутностью и политическими противоречиями (в них, вероятно, кроется одна из причин ее успеха у публики), о чем было немало написано в последние годы, интересно отметить, что некоторые мыслители, получившие репутацию наиболее выдающихся марксистов нашего времени, часто весьма далеко удалялись от идей Маркса. Аналитические марксисты и Жак Деррида в прошлом, Антонио Негри и Славой Жижек сегодня, на мой взгляд, служат примерами данного феномена.
Вопрос не в том, является ли преступлением или святотатством идти за пределы Маркса, чтобы исправить его ошибки или доработать его концепцию с учетом колоссальных изменений, произошедших в мире после его смерти. (Следует помнить, что сам Маркс не только отказался отдать в печать рукописи второго и третьего томов «Капитала», стоившие ему более двадцати лет труда, но и потратил немало времени и энергии в последние оставшиеся ему годы жизни на то, чтобы переписать и доработать многие части первой книги «Капитала»). Проблема в том, что сегодня у маленьких, в сравнении с временами двадцатилетней давности, политических партий и движений, которые критически настроены по отношению к капитализму, теории, наподобие той, что создана Негри, считаются, если можно так выразиться, «аутентичной» марксистской альтернативой реалиям капиталистического общества. А эти теории слишком часто восходят к совсем другим теоретикам и культурам, нежели Маркс и история рабочего движения (к примеру, в случае Жижека это—Лакан и психоанализ). У данной проблемы есть и другая, еще более прискорбная сторона. Более чем на два десятилетия Маркс почти исчез из видимости. За исключением «Манифеста коммунистической партии», его сочинений не было в книжных магазинах, и мне не кажется преувеличением утверждение, что Маркс практически неизвестен новому поколению политических активистов и студентов, не говоря уже о фабричных рабочих или профсоюзных лидерах. Возвращаясь к поставленному Вами вопросу, риск заключается в том, что в результате распространения марксистско-ленинских или маоистских учебников идеи Маркса могут быть ложно истолкованы такими авторами, как Негри. Собственно, это уже и случилось, если вспомнить, что в последние годы идеи Маркса оказались поставленными в связь с понятиями вроде «честной торговли» (fair trade) и другими неопрудонистскими теориями, такими, как микрокредит и микрофинансы, всецело пропитанными духом капитализма, с которым Маркс сражался всю свою жизнь. А пропагандистское название крупнейшего левого общественного движения последних двух десятилетий—антиглобализм — вполне могло бы заставить Маркса перевернуться в своем гробу! Для меня очевидно, что после такого чудовищного смешения понятий и после всех поражений последнего времени мы должны начать все дело заново, с самых основ.
Вот почему главным приоритетом сегодня является необходимость переиздать труды Маркса и воспользоваться ими, критически и без всякого консерватизма, для того чтобы лучше понять противоречия и проблемы нашего времени.
Традиция итальянского марксизма подчеркивает, следуя Грамши, значение Маркса как прежде всего историка, творца исторического материализма. Каковы, на ваш взгляд, главные открытия Маркса-историка?
Он был великим историком. В течение жизни в некоторых своих памфлетах или в статьях для «Neue Rheinische Zeitung» и «New-York Tribune» он описывал многие важнейшие политические события своего века, в том числе революции 1848 г., Крымскую войну и европейскую дипломатию, финансовый кризис 1857 г., Гражданскую войну в Соединенных Штатах, Парижскую коммуну и др.
Что до исторической теории, то Марксово материалистическое понимание истории—возможно, одно из величайших открытий в общественных науках. Эту теорию много критиковали, но, опять-таки, если мы взглянем на эту критику повнимательнее, обнаружится, что она обращена не столько к Марксу, сколько к «историческому материализму» (выражение, которым Маркс никогда не пользовался) его последователей, а то и к вульгарному сталинскому диамату (я имею в виду широко известную главу «О диалектическом и историческом материализме»), не имеющему абсолютно ничего общего с Марксом. Ему приписывалась вера в жесткую и неотвратимую последовательность перехода к социализму по ступеням общественных формаций. Возможно, в этом плане MEGA² могла бы принести пользу: в последнем издании первой части «Немецкой идеологии» (так называемая «Глава I. Фейербах») реконструирован фрагментарный характер этих неоконченных рукописей, благодаря чему рушится фальшивая «марксистско-ленинская» интерпретация, превратившая эти рукописи, написанные молодым ученым в самом начале его исследований в области политической экономии, в исчерпывающее изложение «исторического материализма».
Сам Маркс, как известно, выделял три своих новации в области истории [8]. Считаете ли вы эти идеи приемлемыми и сегодня, спустя полтора столетия?
Одна из причин ложного понимания Маркса кроется, на мой взгляд, в том, что написанные им строки слишком часто читались вне исторического контекста. Возьмем для примера его письмо к Вейдемейеру. Оно написано в 1852 г., когда Марксу было 33 года, т. е. он был молод и еще только разрабатывал свои теории. Мы должны также иметь в виду, что это было письмо к товарищу, а не изложение его позиции в книге. Следовательно, его не стоит воспринимать как тщательно сформулированное заявление. Само собой, оно не кажется мне окончательным суждением Маркса по данному вопросу. Тем не менее эти слова из письма широко цитировались. К примеру, в ГДР они печатались на бесчисленных политических плакатах, дабы подчеркнуть мнимую важность для Маркса понятия диктатуры пролетариата. А дело-то обстоит иначе. В своей книге, посвященной Марксовой теории революции [9], Хэл Дрэйпер показал, что Маркс очень редко пользовался понятием «диктатура пролетариата»—всего лишь семь раз, включая не только публикации, но и переписку, в том числе письмо к Вейдемейеру. А вот марксисты, напротив, это выражение широко использовали: Ленин, согласно Дрэйперу, употребил его пять тысяч раз. Как видим, разница громадная! Это злоупотребление термином характерно как для самозваных марксистов, желающих найти оправдание своих теоретических взглядов или действий, так и для антимарксистов, критикующих вместо самого Маркса неадекватные приложения его теории.
Во всяком случае, я думаю, что после публикации первого тома «Капитала», в 1867 г., или в конце своей жизни Маркс отметил бы уже другие свои открытия, доведись ему снова отвечать на вопрос Вейдемейера. Безусловно, не существует жесткой связи между классовой борьбой и диктатурой пролетариата. А формулировка об отношении между диктатурой пролетариата и конечной целью — построением общества без классов—нуждается в более тщательном разъяснении и может быть истолкована как утопическое или гегельянское (я подразумеваю хорошо известные дебаты о конце истории и пр.) положение. Реальность гораздо сложнее: политическая революция вовсе не означает автоматического осуществления общественных изменений, как научил нас XX век; в ней следует видеть лишь начало непрерывного процесса снятия отчуждения и эмансипации. Это бесконечный процесс, в котором преодоление капиталистического классового неравенства или «хэппи-энд» социализма вовсе не гарантированы.
Вы сказали, что в конце жизни Маркс отметил бы другие свои открытия. Звучит интригующе. Не могли бы вы конкретнее высказаться на этот счет?
Вклад Маркса в общественные науки очень велик, я же выделю только две темы. Первая—его знаменитая теория прибавочной стоимости, особый вид эксплуатации в капиталистическом способе производства. Стоимость, создаваемая в производстве неоплаченным прибавочным трудом рабочих для капиталиста, представляет собой основу накопления капитала. Второго пункта я немного уже коснулся — это идея исторического характера всех общественных формаций. Одна из красных нитей Марксовых работ, от ранних экономических сочинений до «Grundrisse» и «Капитала», есть доказательство исторической специфичности капиталистического способа производства. Он всякий раз резко критиковал стремление экономистов изображать эту историческую реальность как нечто естественное, проецируя типичные явления буржуазной эры на любое другое общество, существовавшее ранее, и видеть в изолированном, эгоистическом индивиде эпохи Просвещения архетип человеческой природы. В своей критике экономистов Маркс преследовал двоякую цель. Подчеркивая необходимость исторической характеристики для понимания реальности, он тем самым решал и конкретную политическую задачу—опровергал догму о постоянстве капиталистического способа производства. Демонстрация историчности капиталистического порядка служила бы также и доказательством его преходящего характера и возможности его ликвидации. Для Маркса капиталистическая экономика не следует из некой вне- или аисторической «человеческой» природы, как то заявляли политэкономы, но есть результат долгого исторического развития, доказательство того факта, что капитализм не единственная ступень в истории человечества и не последняя ее ступень.
[1] Nicolaus M. The Unknown Marx_ New Left Review. Vol. 48. March—April 1968. S. 41 – 61. В 1973 г. статья была помещена в качестве предисловия в английское издание «Grundrisse».
[2] Dussel E. Towards an Unknown Marx: A Commentary on the Manuscripts of 1861 – 1863. Transl. by Y. Angulo. London: Routledge, 2001.
[3] Oishi T. The Unknown Marx. London: Pluto Press, 2001.
[4] Sulle tracce di un fantasma. L’opera di Karl Marx tra fi lologia e fi losofi a. Roma: Manifestolibri, 2005.
[5] В работе «Основные вопросы марксизма».
[6] Во всем сомневаться (лат.).
[7] The Marx Revival. Essays on the Critique of Contemporary Society. Palgrave, forthcoming 2011.
[8] «То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего: 1) что существование классов связано лишь с определенными историческими фазами развития производства; 2) что классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата; 3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов». (Письмо к И. Вейдемейеру. 5 марта 1852 г. / Сочинения. Т. 28. С. 427).
[9] Draper H. The dictatorship of the proletariat: from Marx to Lenin. New York: Monthly Review Press, 1987.
Il mondo salvato dal socialismo
Dice Vattimo: «Ricordate la battuta di qualche anno, o decennio, fa: “Dio è morto, Marx è morto, e anch’io non mi sento troppo bene”? Ebbene forse possiamo cancellarla definitivamente. Dio se la cava ancora egregiamente, nonostante i dubbi alimentati dalle condotte scandalose dei suoi ufficiali rappresentanti in terra; e Marx è ormai largamente risuscitato per merito del palese fallimento del suo nemico storico, il capitalismo occidentale, salvato solo dalle misure “socialiste” dei governi liberali dell’Occidente».
V. B.: Professor Musto, la crisi del capitalismo ha causato dunque una inattesa riscoperta del pensiero di Karl Marx. In Germania recentemente c’è stata una impennata della vendita dei suoi libri. Ma il pensatore di Treviri può essere considerato ancora attuale?
M. M.: In realtà questa ripresa delle pubblicazioni di e su Marx è molto più diffusa e non riguarda solo la Germania. Dopo il 1989, per quasi un decennio c’è stato un completo oblio di Marx e delle sue opere perché identificato con l’Unione Sovietica. Ma negli ultimi armi, già prima dello scoppio della crisi finanziaria internazionale, si era registrata ima ripresa dell’interesse: le pubblicazioni dei suoi scritti e gli studi sono ripresi in Giappone, negli Stati Uniti, in Germania, ma anche in Francia e in Italia. Gli scritti di Marx hanno una stretta attinenza con l’oggi: pensiamo che nel 1857, come unico corrispondente europeo del New York Tribune, descrisse la prima crisi finanziaria scoppiata proprio a New York.
Si deve pensare a Marx – aggiunge Musto – innanzitutto come a un autore che ha studiato moltissimo il capitalismo, i suoi squilibri, le sue crisi, e che ne è stato un profondo conoscitore. Marx dà una chiave di interpretazione e di lettura del sistema capitalistico migliore dei suoi contemporanei e anche di moltissimi altri studiosi e grandi autori classici. perciò può essere considerato ancora attuale.
V. B.: Nel suo libro lei si sofferma su un aspetto del pensiero di Karl Marx in particolare: l’alienazione, la sottomissione dei lavoratori nel confronti del capitale. Le lancio una provocazione: che senso ha parlare di questo quando il problema principale dei nostri giorni sembra essere la mancanza di lavoro?
MM.: Se è vero che in Europa e nelle società capitalistiche più avanzate questo fenomeno è in seria riduzione a partire dagli anni ’90, con le grandi ristrutturazioni, è anche vero che c’è una larga fetta del mondo, forse la parte più consistente, dove oggi il lavoro salariato è in grandissima espansione, pensiamo alle trasformazioni della società indiana o alla Cina: probabilmente per Marx sarebbe stato un esempio molto interessante per studiare lo sviluppo del capitalismo, altro che socialismo cinese! Però non dimentichiamo che anche nella nostra società il fenomeno della sottomissione al capitale è sempre presente, come dimostrano i crescenti fenomeni di finanziarizzazione. Il rapporto tra economia e democrazia oggi è un tema molto importante: nelle nostre società i processi democratici si esercitano nella politica, però il momento economico, della produzione, dello scambio, è fortissimo e lì non c’è controllo democratico. Si pensi che ci sono multinazionali che hanno bilanci più grandi di interi Paesi, e senza alcun controllo. In realtà il processo di allontanamento tra lavoratori e capitale è aumentato.
V. B.: .In questa terra, l’Emilia-Romagna, è stato e continua a essere molto forte il movimento cooperativo: un tentativo di ridurre la distanza tra capitale e lavoratore.
MM.: Marx prestò molta attenzione ai movimenti cooperativistici nelle loro diverse forme, ma anche quando egli valutò positivamente queste esperienze, fu sempre molto scettico perché il superamento dell’alienazione avviene soltanto con il superamento dol lavoro salariato, e questo è uno dei punti più caratteristici che distingue il socialismo di Marx dagli altri. Per Marx il socialismo o la fine del lavoro alienato si può realizzare solo quando non c’è più una produzione per il valore di scambio ma si ritorna a una produzione per il valore d’uso. Spesso il movimento cooperativistico è stato importante e ha certamente ridotto questo gap tra i lavoratori e il capitale, con un minore sfruttamento e una maggiore condivisione dell’operaio all’interno del processo produttivo, ma per Marx questa non è la chiave finale.
V. B.: Gli scritti di Marx divennero ben presto base per pensieri e movimenti politici. Oggi invece il panorama dei partiti e dei movimenti politici sembra davvero desolante e privo del benché minimo substrato ideologico, filosofico o culturale.
M.M.: Oggi la politica vive un periodo di grande difficoltà, il socialismo reale ha fortemente penalizzato la lettura di Marx. Ma se guardiamo alle realtà dell’America Latina, c’è una grande ripresa d’interesse anche sul versante politico per Marx e per il socialismo, un movimento di emancipazione contro l’alienazione. Non pensiamo solo a Chavez e al Venezuela, ma anche al Brasile o alia Bolivia, cl sono moltissimi esperimenti non solo politici statuali ma anche sociali. La ripresa del pensiero di Marx non passa più attraverso partiti comunisti monolitici ma tocca esperienze diverse. Anche il movimento anti globalizzazione di inizio millennio è stato importante in questo senso».
«Inoltre la politica è in difficoltà – continua Musto – perché l’economia le ha rubato una grandissima fetta di potere decisionale. È in difficoltà perché la nostra società è molto ideologica. Ritorna attuale il concetto di egemonia di Antonio Gramsci. E non è un caso che oggi manchi anche un vero pensiero liberale di destra.
V. B.: Come si può, secondo lei, veicolare il messaggio di Marx alle giovani generazioni?
M. M.: Dopo essere stato trattato per decenni come una Bibbia, oggi la nuova lettura di Marx è libera. Marx è il pensatore della critica, tutta la sua opera è stata una critica non ideologica, basata su decenni di studi.
V. B.: Quindi dobbiamo pensare a lui come a un metodo e non come a una dottrina?
M.M.: Assolutamente non come a una dottrina. Oggi Marx è tutto da scoprire, tutto da utilizzare, senza pensare con questo che Marx sia un classico che non ha più niente da dire all’attualità. Perché Marx non sarà mai un classico morto.
Marx: Ancora una volta!
Marcello Musto insegna presso il Dipartimento di Scienze Politiche della York University di Toronto (Canada) ed è curatore di due recenti volumi su Marx:Sulle tracce di un fantasma. L’opera di Karl Marx tra filologia e filosofia (Manifestolibri, 2005) e Karl Marx’s Grundrisse.Foundations of the Critique of Political Economy 150 Years Later (Routledge, 2008).
Ha inoltre scritto numerosi articoli su Marx, i marxismi e la nuova edizione storico critica delle opere di Marx ed Engels, la Marx-Engels Gesamtausgabe (MEGA 2), ed è autore del libro Saggi su Marx e i marxismi (in uscita per Carocci nel 2010).
D. S.: La prima domanda che vorrei rivolgerti concerne la ragione della imponente ripresa di interesse per l’opera di Marx – attestata da centinaia di libri e convegni internazionali a lui dedicati, scritti o organizzati da parte di studiosi dei più diversi orientamenti culturali e politici.
M. M.: Marx è stato assimilato per lungo tempo alle grigie esperienze statuali del socialismo reale e con la caduta del muro di Berlino fu dichiarata anche la sua scomparsa. Ad eccezione di poche voci critiche, infatti, dopo il 1989 egli è stato unanimamente considerato come uno di quei ferri vecchi e arrugginiti di cui la storia non avrebbe saputo più cosa farne. Da allora, per circa quindici anni, gli studi su Marx si sono ridotti moltissimo rispetto al passato, in alcuni paesi sono del tutto cessati, e questo nonostante il fatto che il capitalismo era ben lontano dall’aver raggiunto quel benessere sociale e quella stabilità economica e politica che i suoi ideologi e apologeti a pagamento si sforzavano di dimostrare o annunciavano come imminenti.
Eppure, contrariamente alle previsioni che ne avevano decretato in maniera definitiva l’oblio, durante gli ultimi anni, Marx è ritornato sotto i riflettori e sugli scaffali delle librerie si rivedono sempre più i suoi testi, in ristampe o in nuove edizioni. Le riviste aperte ai contributi riguardanti Marx e i marxismi tornano a riscuotere successo; convegni e corsi universitari a lui dedicati sono tornati di moda e vanno sviluppandosi sempre più nuovi studi che mettono in relazione gli scritti di Marx con questioni che non erano state sufficientemente prese in considerazione in passato (ad esempio la questione ambientale). Inoltre, in seguito al collasso di Wall Street, Marx è riapparso sulle prima pagine di tantissime riviste di tutto il mondo e i più importanti quotidiani internazionali gli hanno dedicato numerosi articoli, spesso in prima pagina, in cui le sue teorie sono tornate ad essere considerate rilevantissime e premonitrici.
D. S.: Qual è il motivo di questo nuovo interesse?
M. M.: Indubbiamente esso è da attribuirsi al fatto che Marx torna ad essere visto, ancora una volta, come il pensatore più valido per comprendere e criticare il capitalismo. E questo non solo per la perspicacia delle sue riflessioni – che gli permise di prevedere l’estensione globale del modo di produzione capitalistico e, di conseguenza, l’espansione delle forze produttive e la generalizzazione dello statuto del lavoro salariato (si guardi alla Cina di oggi, per fare solo esempio più eclatante relativo ai mutamenti degli ultimi anni) –; ma anche perché alcuni fenomeni da lui analizzati si manifestano oggi – in un capitalismo che ha conosciuto uno straordinario sviluppo per diffusione e intensità – con evidenza ancora maggiore rispetto al tempo di Marx. Basti pensare all’importanza dell’accumulazione realizzata mediante la finanza e il sistema di credito, che egli abbozzò nel III volume de Il capitale, o alle crisi di un capitalismo che, avendo ampliato di molto la propria espansione geografica, è e sarà sempre più vittima delle proprie contraddizioni. D’altronde, l’obiettivo di Marx era proprio quello di descrivere “l’organizzazione interna del modo di produzione capitalistico nella sua media ideale”, non soltanto il capitalismo dell’Inghilterra del suo tempo. Naturalmente, con questo non voglio certo dire che nelle pagine de Il capitale possiamo trovare risposta a tutti i fenomeni del capitalismo contemporaneo. Questo testo è, però, ancora utilissimo per comprendere la natura e gli sviluppi del modo di produzione capitalistico. E, in seguito alla violenta esplosione della crisi finanziaria economica, in tantissimi tornano a rendere omaggio allo stesso pensatore che avevano dato per defunto pochi anni prima.
D. S.: In questo quadro di rinnovato interesse per le analisi del filosofo di Treviri, la funzione di stimolo filologico-critico della nuova edizione delle opere di Marx ed Engels, la MEGA 2, sembra quanto mai necessaria per non alterare, come accaduto in passato, lo sterminato, inquieto e aperto laboratorio marxiano. Possiamo dire, ripetendo quanto scrisse Engels a Joseph Bloch nel 1890, “vorrei pregarla di studiare questa teoria sulle fonti originali e non di seconda mano”?
M. M.: Dal punto di vista della ricerca, la ripresa della pubblicazione delle opere di Marx riveste certamente grande interesse. Infatti, anche se può apparire inverosimile, nonostante l’enorme diffusione delle sue teorie, Marx è ancora privo di un’edizione integrale dei propri scritti. E la circostanza che la MEGA 2 torna a essere pubblicata in questa fase – in cui Marx, per un verso, non è più legato alle catene dell’ideologia sovietica e, per un altro, è nuovamente interrogato per comprendere i fenomeni del presente – può essere foriera di stimolanti sviluppi per il futuro.
D. S.: Puoi spiegare in cosa consiste la MEGA 2 e quali eventuali nuove prospettive interpretative può aprire nella rilettura dei testi marxiani?
M. M.: Il primo tentativo di pubblicare le opere complete di Marx ed Engels (MEGA), avvenne negli anni Venti in Unione Sovietica. Tuttavia, le epurazioni staliniane e l’avvento del nazismo interruppero bruscamente l’impresa. Il successivo tentativo di riprodurre tutti gli scritti dei due pensatori, la cosiddetta MEGA 2, fu avviato soltanto nel 1975, ma fu sospeso in seguito al crollo dei paesi socialisti. Nel 1998, però, questa edizione è ripresa mediante un progetto che raggruppa studiosi e istituti di ricerca di oltre dieci paesi. I volumi della MEGA 2 si dividono in quattro sezioni che danno stampe: 1) tutte le opere di Marx ed Engels; 2) la loro corrispondenza; 3) Il capitale e i suoi tanti manoscritti preparatori; e 4) gli oltre duecento quaderni di appunti di Marx (in ben otto lingue e dalle più svariate discipline) che costituiscono il cantiere della sua elaborazione teorica. Fino a oggi, dei 114 volumi previsti, ne sono stati pubblicati 55, ma ben 15 dopo il 1998.
D. S.: Perché questo è importante?
M. M.: Contrariamente a come si ritiene in genere, l’opera di Marx è incompiuta e frammentaria. Il suo rigore autocritico e la sua straordinaria passione conoscitiva, che lo spinsero sempre verso nuovi studi, non gli permisero di terminare molti dei lavori intrapresi nel corso della sua esistenza. Così, molti degli scritti più noti di Marx (ad esempio i Manoscritti economico-filosofici del 1844, L’ideologia tedesca e i volumi II e III de Il capitale) non sono affatto delle opere completate, ma dei manoscritti in cui non si può certo credere di trovare – come invece è stato fatto – la concezione definitiva di Marx in merito alle questioni trattate. Faccio alcuni esempi.
1) Tutte le principali interpretazioni dei Manoscritti economico-filosofici del 1844, tanto quelle che ritenevano che in questo scritto Marx avesse già esposto il suo pensiero in modo completo (ad esempio gli esistenzialisti francesi), quanto quelle che, invece, consideravano questo testo come una concezione molto diversa rispetto a quella della maturità (Louis Althusser), erano basate sull’idea che i Manoscritti economico-filosofici del 1844 fossero un’opera vera e propria, in cui erano depositate delle elaborazioni ben definite. Tale convinzione è stata del tutto confutata dagli studi filologici, che hanno mostrato come essi erano solo una parte, e per giunta appena abbozzata, della produzione letteraria di quel periodo, basata essenzialmente sugli estratti dai testi di economia politica.
2) Il carattere frammentario al quale è stata restituita L’ideologia tedesca nella sua ultima edizione del 2004 rende evidente la falsificazione interpretativa di parte «marxista-leninista», che aveva tramutato questi manoscritti nell’esposizione esaustiva del «materialismo storico» (espressione, per altro, mai utilizzata da Marx). Ben lungi dal poter essere rinchiusa in epitaffi, la concezione marxiana della storia va, invece, più faticosamente ricostruita nella totalità della sua opera.
3) Il secondo e il terzo libro de Il capitale, dati oggi alle stampe portando alla luce migliaia di interventi redazionali compiuti da Engels in veste di editore, mostrano come essi non contenessero affatto una teoria economica conclusa, ma fossero, in buona parte, appunti provvisori destinati a successive elaborazioni. Il completamento della pubblicazione di tutti gli originali lasciati da Marx aprirà certamente nuovi studi in proposito.
D. S.: Questo cosa significa?
M. M.: Significa che, per molti versi, Marx assume un nuovo profilo. Quella che abbiamo a disposizione oggi non è più il pensiero monolitico presentato dal «marxismo-leninismo», ma un’opera aperta, critica e talvolta contraddittoria. A mio avviso, dunque, si tratta di adoperare e sviluppare le teorie di Marx nei conflitti e nelle sfide del presente e questo compito spetta alle ricerche, teoriche e pratiche, di una nuova generazione di militanti politici.
Conversation with Eric Hobsbawm
M. M. Professor Hobsbawm, two decades after 1989, when he was too hastily consigned to oblivion, Karl Marx has returned to the limelight.
Freed from the role of instrumentum regni to which he was assigned in the Soviet Union, and from the shackles of “Marxism-Leninism”, he has in the last few years not only received intellectual attention through new publication of his work, but also been the focus of more widespread interest. Indeed in 2003, the French magazine Nouvel Observateur dedicated a special issue to Karl Marx – le penseur du troisième millénaire? (Karl Marx – the thinker of the third millennium?). A year later, in Germany, in an opinion poll sponsored by the television company ZDF to establish who were the most important Germans of all time, more than 500,000 viewers voted for Marx; he came third in the general classification and first in the “current relevance” category. Then, in 2005, the weekly Der Spiegel portrayed him on the cover under the title Ein Gespenst kehrt zurück (A spectre is back), while listeners to the BBC Radio 4 programme In Our Time voted for Marx as their Greatest Philosopher.
1) In a recent public conversation with Jacques Attalì, you said that paradoxically “it is the capitalists more than others who have been rediscovering Marx”, and you talked of your astonishment when the businessman and liberal politician George Soros said to you “I’ve just been reading Marx and there is an awful lot in what he says”. Although weak and rather vague, what are the reasons for this revival? Is his work likely to be of interest only to specialists and intellectuals, being presented in university courses as a great classic of modern thought that should never be forgotten? Or could a new “demand for Marx” come in the future from the political side as well?
E. H. There is an undoubted revival of public interest in Marx in the capitalist world, though probably not as yet in the new East European members of the European Union. It was probably accelerated by the fact that the 150th anniversary of the publication of the Manifesto of the Communist Party coincided with a particularly dramatic international economic crisis in the midst of a period of ultra-rapid free market globalization.
Marx had predicted the nature of the early 21st century world economy a hundred and fifty years earlier, on the basis of his analysis of “bourgeois society”. It is not surprising that intelligent capitalists, especially in the globalized financial sector, were impressed by Marx, since they were necessarily more aware than others of the nature and instabilities of the capitalist economy in which they operated. Most of the intellectual Left no longer knew what to do with Marx. It had been demoralised by the collapse of the social-democratic project in most North Atlantic states in the 1980s and the mass conversion of national governments to free market ideology, as well as by the collapse of the political and economic systems that claimed to be inspired by Marx and Lenin. The so-called “new social movements” like feminism either had no logical connection with anti-capitalism (though as individuals their members might be aligned with it) or they challenged the belief in endless progress in human control over nature, which both capitalism and traditional socialism had shared. At the same time the “proletariat”, divided and diminished, ceased to be credible as Marx’s historical agent of social transformation. It is also the case that since 1968 the most prominent radical movements have preferred direct action not necessarily based on much reading and theoretical analysis.
Of course this does not mean that Marx will cease to be regarded as a great and classical thinker, although for political reasons, especially in countries like France and Italy with once powerful Communist parties, there has been a passionate intellectual offensive against Marx and Marxist analyses, which was probably at its height in the 1980s and 1990s. There are signs that it has now run its course.
2) M. M. Throughout his life Marx was a shrewd and tireless researcher, who sensed and analysed better than anyone else in his time the development of capitalism on a world scale. He understood that the birth of a globalized international economy was inherent in the capitalist mode of production and predicted that this process would generate not only the growth and prosperity flaunted by liberal theorists and politicians but also violent conflicts, economic crises and widespread social injustice. In the last decade we have seen the East Asian Financial Crisis, which started in the summer of 1997, the Argentinian economic crisis of 1999-2002 and, above all, the subprime mortgage crisis, which started in the United States in 2006 and has now become the biggest post-war financial crisis. Is it right to say, therefore, that the return of interest in Marx is also based on the crisis of capitalist society and on his enduring capacity to explain the profound contradictions of today’s world?
E. H. Whether the future politics of the Left will once again be inspired by Marx’s analysis, as the old socialist and communist movements were, will depend on what happens to world capitalism. But this applies not only to Marx but to the Left as a coherent political ideology and project. Since, as you say correctly, the return of interest in Marx is largely – I would say mainly – based on the current crisis of capitalist society, the outlook is more promising than it was in the 1990s. The present world financial crisis, which may well become a major economic depression in the USA, dramatises the failure of the theology of the uncontrolled global free market, and forces even the US government to consider taking public actions forgotten since the 1930s. Political pressures are already weakening the commitment of economic neo-liberal governments to uncontrolled, unlimited and unregulated globalization. In some cases (China) the vast inequalities and injustices caused by a wholesale transition to a free market economy already raise major problems for social stability and raise doubts even at the higher levels of government.
It is clear that any “return to Marx” will be essentially a return to Marx’s analysis of capitalism and its place in the historical evolution of humanity – including, above all, his analysis of the central instability of capitalist development, which proceeds through self-generated periodic economic crises, with political and social dimensions. No Marxist could believe for a moment that, as neo-liberal ideologists argued in 1989, liberal capitalism had established itself forever, that history had come to an end, or indeed that any system of human relations could ever be final and definitive.
3) M. M. Do you not think that if the political and intellectual forces of the international left, who are questioning themselves with regard to socialism in the new century, were to foreswear the ideas of Marx, they would lose a fundamental guide for the examination and transformation of today’s reality?
E. H.: No socialist can foreswear the ideas of Marx, since his belief that capitalism must be succeeded by another form of society is based not on hope or will but on a serious analysis of historical development, particularly in the capitalist era. His actual prediction that capitalism would be replaced by a socially managed or planned system still seems reasonable, though he certainly underestimated the market elements which would survive in any post-capitalist system(s). Since he deliberately abstained from speculation about the future, he cannot be made responsible for the specific ways in which “socialist” economies were organised under “really existing socialism”. As to the objectives of socialism, Marx was not the only thinker who wanted a society without exploitation and alienation, in which all human beings could fully realise their potentialities, but he expressed this aspiration more powerfully than anyone else, and his words retain the power to inspire.
However, Marx will not return as a political inspiration to the Left until it is understood that his writings should not be treated as political programmes, authoritative or otherwise, nor as descriptions of the actual situation of world capitalism today, but rather as guides to his way of understanding the nature of capitalist development. Nor can or should we forget that he did not achieve a coherent and fully thought out presentation of his ideas, in spite of attempts by Engels and others to construct a volume II and III of Capital out of Marx’s manuscripts. As the Grundrisse show, even a completed Capital would have formed only part of Marx’s own, perhaps excessively ambitious, original plan.
On the other hand, Marx will not return to the Left until the current tendency among radical activists to turn anti-capitalism into anti-globalism is abandoned. Globalisation exists, and, short of a collapse of human society, is irreversible. Indeed, Marx recognised it as a fact and, as an internationalist, welcomed it, in principle. What he criticised, and what we must criticize, was the kind of globalisation produced by capitalism.
4) M. M. One of Marx’s writings which has provoked the greatest interest amongst new readers and commentators is the Grundrisse. Written between 1857 and 1858, the Grundrisse is the first draft of Marx’s critique of political economy and, thus, also the initial preparatory work on Capital; it contains numerous reflections on matters that Marx did not develop elsewhere in his incomplete oeuvre. Why, in your opinion, are these manuscripts one of Marx’s writings which continue to provoke more debate than any other, in spite of the fact that he wrote them only to summarise the foundations of his critique of political economy? What is the reason for their persistent appeal?
E. H. In my view the Grundrisse have made so large an international impact on the Marxian intellectual scene for two connected reasons. They were virtually unpublished before the 1950s, and, as you say, contained a mass of reflections on matters that Marx did not develop elsewhere. They were not part of the largely dogmatised corpus of orthodox Marxism in the world of Soviet socialism, yet Soviet socialism could not simply dismiss them. They could therefore be used by Marxists who wanted to criticise orthodoxy or widen the scope of Marxist analysis by an appeal to a text which could not be accused of being heretical or anti-Marxist. Hence the editions of the 1970s and 1980s (well before the fall of the Berlin Wall) continued to provoke debate largely because in these manuscripts Marx raised important problems which were not considered in Capital, for instance, the questions raised in my preface to the volume of essays you collected [Karl Marx’s Grundrisse. Foundations of the Critique of Political Economy 150 Years Later, edited by M. Musto, London—New York: Routledge 2008; http://www.routledgeeconomics.com/books/Karl-Marxs-Grundrisse-isbn9780415437493 ].
5) M. M. In the preface to this book, written by various international experts to mark the 150th anniversary of its composition, you have written: “Perhaps this is the right moment to return to a study of the Grundrisse less constricted by the temporary considerations of leftwing politics between Nikita Khrushchev’s denunciation of Stalin and the fall of Mikhail Gorbachev”. Moreover, to underline the enormous value of this text, you stated that the Grundrisse “contains analyses and insights, for instance about technology, that take Marx’s treatment of capitalism far beyond the nineteenth century, into the era of a society where production no longer requires mass labour, of automation, the potential of leisure, and the transformations of alienation in such circumstances. It is the only text that goes some way beyond Marx’s own hints of the communist future in the German Ideology. In a few words, it has been rightly described as Marx’s thought at its richest.” Therefore, what might be the result of re-reading the Grundrisse today?
E. H. There are probably not more than a handful of editors and translators who have full knowledge of this large and notoriously difficult mass of texts. But a re-rereading, or rather reading, of them today could help us to rethink Marx: to distinguish what is general in Marx’s analysis of capitalism from what was specific to the situation of mid-nineteenth-century “bourgeois society”. We cannot predict what conclusions from this analysis are possible and likely, only that they will certainly not command unanimous agreement.
6) M. M. To finish, one final question. Why is it important today to read Marx?
E. H. To anyone interested in ideas, whether a university student or not, it is patently clear that Marx is and will remain one of the great philosophical minds and economic analysts of the nineteenth century, and, at his best, a master of passionate prose. It is also important to read Marx because the world in which we live today cannot be understood without the influence that the writings of this man had on the twentieth century. And finally, he should be read because, as he himself wrote, the world cannot be effectively changed unless it is understood – and Marx remains a superb guide to understanding the world and the problems we must confront.
Eric Hobsbawm is considered one of the greatest living historians. He is President of Birkbeck College (London University) and Professor Emeritus at the New School for Social Research (New York). Among his many writings are the trilogy about the “the long 19th century”: The Age of Revolution: Europe 1789-1848 (1962); The Age of Capital: 1848-1874 (1975); The Age of Empire: 1875-1914 (1987), and the book The Age of Extremes: The Short Twentieth Century, 1914-1991 (1994).
Marcello Musto is editor of Karl Marx’s Grundrisse: Foundations of the Critique of Political Economy, London-New York: Routledge 2008.
Marcello Musto: un marxiano a Berlino
Redatti tra l’autunno del 1857 e la primavera del 1858. Nel pieno della crisi economica internazionale. Con la speranza di una ripresa del movimento rivoluzionario dopo la sconfitta del 1848. Otto quaderni che non furono letti dallo stesso Engels.
Che costituiscono la prima stesura della critica dell’economia politica, il primo lavoro preparatorio de Il Capitale. E che furono dati alle stampe a Mosca tra il 1939 e il 1941 ma rimasero pressoché sconosciuti fino al 1953, anno della pubblicazione a Berlino. Che, infine, nel 1968-1970 vennero tradotti per la prima volta in Italia. Stiamo parlando, naturalmente, dei Grundrisse che Eric J. Hobsbawm ha definito “la stenografia intellettuale privata di Marx”.
Perché vi raccontiamo tutto questo?
Perché i Grundrisse, con le loro numerose osservazioni relative ad argomenti che non saranno mai più sviluppati, rivestono enorme importanza per la comprensione del pensiero di Marx. Perché l’editore Routledge in occasione del 150° anniversario della loro stesura, sta per pubblicare i saggi inediti di trenta autori di venticinque paesi diversi (in cantiere le versioni in cinese e tedesco) con la prefazione proprio del grande Eric J. Hobsbawm. E perché ideatore, curatore e co-autore del volume è Marcello Musto, trentuno anni, una vita passata a studiare e scrivere tra Berlino e Amsterdam e il resto del mondo “perché li ci sono le fonti e perché all’estero hanno l’abitudine di leggere le cose che gli proponi, non si chiedono quanti anni hai o se sei professore ordinario, valutano il tuo progetto e ti mettono in condizioni di realizzarlo”.
Tra gli obiettivi principali di questo straordinario lavoro di ricerca: “far emergere il Marx per molti versi «altro» rispetto a quello diffuso dalle correnti dominanti del marxismo del Novecento; dimostrare l’importanza dei Grundrisse per la comprensione dell’intero progetto teorico di Marx; evidenziare la fecondità e l’attualità del pensiero di Marx”.
Sarebbe tutto. Se non fosse che il volume non ha ancora un editore italiano. Incredibile ma vero.